КАБАЧОК

[Пирожок Женя]

***

Сверкает мрамор пирамид
среди барханов зыбких.
Под гнетом выцветших хламид
плетется караван.

Спускаясь с гор, которых снег бездонный
поныне сохранил их след,
спешат домой под купол солнца знойный.
Несет мешок

мальчишка большеглазый,
сгибаясь от обилия даров
тому, кто из дали опасной
ведет их путь.

Верблюды будто горы с горизонта
бросают тень на стены городов.
Погонщик, тихо думая о чем-то
идет в клубах пыли.

Вдали сады, озера - край блаженный
пред взором Сфинкса вечного простерт.
Жрец сердце юноши в молитве вдохновенной
сжигает в чаше.

Ра смотрит мудро и лукаво.
Базарной площади бушующий квадрат.
Заходит солнце. Гордо, величаво
рабы проносят мимо паланкин.

Каменотес у насыпи в тени,
сложивши руки, дремлет.
Бегут века, неслышно тают дни.
Все умирает - все рождается.

[Пирожок Женя]

ООООО

Оооо ооо ооооо,
оо оооо. Оооо
ооо - ооооо.
Ооооооо оооо.

Ооо ооооо, оо
ооо оооо, ооо
оооо ооо оо. Оо
оооо. О ооооооо.


СОН

Синея, поднимается дымок
увядшего костра. Кровавым глазом
сверкают угли. Бледен, одинок
катится месяц, в облаке скрываясь.

Вдали гремит уставшая война.
Все дальше, глуше, зыбче раз за разом.
Бежавший долго в горы дотемна,
среди утесов падая, срываясь

упавший тяжело в холодную траву,
уснул. Дремоты гулким лазом
он видит утро словно наяву,
текущий луг. Покров земли, сливаясь

в единую и пеструю канву,
в лучах искрится звонко. Томный разум
безмолвно уносился в синеву.
И, пестрым цветом густо покрываясь,

терял себя среди чудес земли.
Хрустальный воздух гранями алмаза
вдыхает свет как волны корабли,
подобно розе в ветре разливаясь.

Неспешно айсберг в пыли ледяной -
вода и пламень солнечным экстазом -
взрастая издали сверкающей грядой,
теченьем вод мгновенно испаряясь,

то белый облак, быстрый и лукавый,
бежит гоним незыблемым указом,
клубистый, легкий, вольный, величавый,
но высшей воле все же покоряясь.

Смеркает. Дальних звезд струится шлейф.
И пестрый мир сияньем их размазан.
Луна начнет из моря сонный дрейф.
И дрогнут веки, тихо пробуждаясь.

День теплится. Лазурный небосвод
щебечет ненаписанным рассказом.
И пенье птиц вспять направляет ход -
шаги войны звучат вдали, теряясь.

[Пирожок Женя]

***

Пепельные слезы зимнею тропой
приглушают звонкий, пылкий и лихой
отдаленной песни радостный напев.
Солнце в стог ложится густо покраснев.

И катятся сани из глуши лесной.
Мужичонка замер в думе непростой.
Руки неослабно держат повода.
Тихо вдоль полозьев тянется вода.

Водяные нити дерево ласкают.
В отдаленьи сосны сладко засыпают.
Через мост и полем. Домик вдалеке.
Быстро мчатся сани будто налегке.

Вот подъехал к сеням и к двери бежит,
а в санях под сеном человек лежит.
И сочится кровью бледное лицо.
Мужичок вернулся снова на крыльцо.

А в руках лопата с длинным черенком.
Глубоко ступая кинулся бегом
прямиком на поле в дальние стога.
Раскидал сырые, стылые снега.

И вонзил лопату в каменный покров.
В небе черной тенью дымный след костров.
Долго яму рыл он в ледяной ночи.
К сеням возвратился, тело потащил.

И за ним багровый потянулся след.
Труп забросил в яму, в гулкий черный цвет.
Взялся вновь за дело - комьями земли
засыпает тело. Что за крик вдали?

Близко крик раздался. Вдруг со всех сторон
выбежали тени. Ими окружен
в снег упал несчастный, руки распростав.
Лязгнула лопата, рядом с ним упав.

Вся деревня вышла поглядеть на суд
над убийцей жалким. Быстро волокут
за санями, тросом ноги обмотав.
в муках страшной боли, кожу всю содрав

умер мужичонка за свершенный грех.
Быв толпой наказан, ставший жертвой всех.
Нет креста над ямой, бывшей нужником.
Вот и все, что стало с этим мужиком.

[Пирожок Женя]

***

Тенью креста усталое дерево
ветви своей умаляет власть.
Листья опавшие чувство сомнения
собой укрывают от алчущих глаз.

Лица охвачены крыльями сумерек.
Угольный теплится улей очей.
Это вороны, небес пересказами,
бряцают связкой ключей.

Шаг вслед за шагом с холма.
Навстречу струям, ветрам.
Свободный полет. Тишина.
Конь закусил удила.


***

Мохнатая гора в янтарных бусах.
Копною брызг осыпан холст.
Наморщив нос, натурщица украдкой
оделась и покинула свой пост.

Взмахнул рукою жезл.
Свисток губами сыплет
вдогонку догорающим авто -
их фарам запрещая вылет.

И пестрый мим в сиреневом трико,
с ветвей свисая, дергая струну,
поет балладу той, чье сердце далеко,
в груди его стучало в старину.


***

Еловый полдень багровел плакатом,
бросая в окна отражения жильцов.
А комсомолка на стене, держа кипучий атом,
была хрустальна и ясна без слов.

Под облаком плафона рыжим золотом
зарделась голова моя. О том
как бы себя внутри отделать войлоком
и слиться вдруг с наброшенным пальтом.

А за окном огни водопровода
пленяют мифом многоцветных статуй.
Я в каждом январе следы былого года
ищу средь опечаленных статуй.

[Пирожок Женя]

ВТОРОЙ СОН

Взмывая ввысь, падая в землю
каплей дождя, вбирая ветер,
в безголосом движении внемлю
как прозрачен, как легок и светел

голос бьющего в щели досок,
всполоха гулкой ночной пустоты.
Полуслышен, небросок,
но исполненный красоты.

В нем и грохоты бурь
и волшебная флейта штиля,
мимолетного взгляда лазурь
и страдания многие мили.

И десница Творца, за столетием вслед
протянута в жесте властном.
И безмолвный, но верный ответ
всем сомнениям разом.

И, вскружась, в забытьи
погружаюсь в густо-молочный
хоровод. Каплей в небытии
светло-желтом, песочном

высыхаю и я, напитавшись
этой сыпучей природой песков.
По подушке моей, разметавшись,
волосы вьются как скважины слов.

Но прорезал безмолвие
резкий, ржаво-скрежещущий звук.
Иерихона подобие
ногтями безжалостных рук

рвущий время; пространство, мгновение
раздувающий в жадный пожар.
Будто в сердце моем столкновение
громогласных литавр.

Придавило неведомой тяжестью.
Пригвоздило к ступеням дворца,
по которым я некогда с радостью
доходил до конца.

Кровью вены наполнились,
в уши гулкий ударил ток.
Что казалось исполненным,
от того я далек.

По ступеням пыльного мрамора
побежала, мутнея, слеза.
И в лицо пламя брызнуло, набело
наводнило глаза.

Боль по телу - как волнами -
разбегалась к краям.
Разрушая безмолвие
в какофонии дня.

Я проснулся и серая
мне предстала стена.
И в бетонном течении
зыбкий купол окна.

Протяженные, сизые,
в нем тела голубей
меж наплывами склизскими
полужидких морей.

Их буруны костистые
пробегают по мне,
как отростки остистые
по холодной спине.

Одеяло и облако,
воедино слиясь,
поднимают и волоком
тянут в небо, смеясь.

Подо мной нити черные
и клубки проводов.
Труб отверстия гнойные
в переплете ходов.

Поднимаюсь в бесцветное,
беспредметно-простое,
безответно-бездетное
в отвердевшем устое.

[Пирожок Женя]

***

Полубезумный старик
серой нитью сшивает
с собственной кожей парик,
капли крови сметает.
За окном расцветает
и несется в туманную даль
волан солнца.
Как живая, святая скрижаль
языком по оконцам.
Что-то кажется солнцем.
Но ведь на самом деле едва ли -
это видимость - одно ли, два ли.
Видишь потемки в утробе парка.
Бомж под скамейкой выглядит как поджарка,
перегар, угар, подгорел... Раскрывается арка
и цветы увивают ее...
А фигура бомжа на ветру
безнадежно гниет.
Мужичок из глубин на гору
тянет крест волоком
и над ним сизым облаком
ангел-надсмотрщик устав читает,
и как бы того не хотелось,
а сам-то не погрешает.
К северу все разлетелось...


***

Опять настанет день
и брызги луж в глазах
нальют мне в сердце лень.
Спущу на тормозах

я все дела и мне
вдруг станет все равно -
гудящий зной в окне -
вчера или давно.

Спать буду не раздевшись
и Бродского читать.
И диск за лес, зардевшись,
завалится опять.

Опять дожди промоют
кружащуюся пыль.
Весь мир в таком покрове,
что сон, а вроде быль.

Так сладко спать на вате
плывущих облаков.
Увидев на закате
крылатых чудаков

кричать им вслед - "Куда вы?"
смеяться и шуметь.
Они быть может правы -
бояться умереть.

А я пока беспечен
и жгу свое житье.
Душой я вроде вечен,
а плоть - небытие.

А значит, это время -
унылый механизм
гнетет как-будто бремя,
а глянь - анахронизм.

Спать буду не раздевшись
и Бродского читать,
в волнах кирпичных нежась,
и детство вспоминать.

Что было мне когда-то
так непонятно жить
и чудо дня заката
не мог я объяснить.

Теперь я знаю что-то,
не точно, но довольно,
да пару анекдотов,
себе как сделать больно.

А хорошо - не знаю.
Как-будто я мучитель,
что сам себя сжигаю,
что мука - мой учитель.

Я так всю жизнь устроил,
чтоб мягко спать и есть.
Как бы дворец построил,
чтоб в нем удобно сесть.

И все бегу мученья
как если бы другой
имеет здесь значенье.
Я сам своей рукой

поставил трон, который
мне плаха и петля.
И сам я свой мучитель,
чего не знаю для.

Спать буду не раздевшись
и Бродского читать.
Во лжи своей рассевшись,
слова перебирать.

Наступит осень в сотый
и в миллионный раз.
В другое время кто-то
продолжит мой рассказ.


***

Культивация кормовых культур в области атолла,
где я высадился, была очень непростой задачей.
Били мой корабль в борт космические волны
и высадку свою я посчитал большой удачей.

Мне предстает голая пустыня. Со стальным отливом
текли пески, раскаляемые звездой, обугливающиеся.
Шуршали камни под ногами мрачно, но позитивом
мое окрашивалось грядущее - растение вьющееся

по скале абсолютно голой, струилось красной лентой.
Его увидев, я был вне себя от радости.
Еще бы - сама планета так добра, что дарит лептой,
пусть небольшой, но все же. После долгого странствия.

я понял, что не зря летел сюда.
Что расчеты Центра были верны.
Нога человека еще не оставляла здесь следа.
И ворота космоса так притягательны и черны.

[Пирожок Женя]

***

Еловый полдень багровел плакатом,
бросая в окна отражения жильцов.
А комсомолка на стене, держа кипучий атом,
была хрустальна и ясна без слов.

Под облаком плафона рыжим золотом
зарделась голова моя. О том
как бы себя внутри отделать войлоком
и слиться вдруг с наброшенным пальтом.

А за окном огни водопровода
пленяют мифом многоцветных струй.
Я в каждом январе следы былого года
ищу средь опечаленных статуй.

[Здравомыслящий]

Кащей сморкаясь пылкою струёю,
Извечных пакостей растеребил цветы,
И только слон кивая головою
Пробормотал переходя на "Ты".
И видел он кружащую дорогой
Как звездопад натянутой струны,
Дверной замок кривой задев ногою,
Шизофазия, маркер, лоскуты.

[Пирожок Женя]

ЗДРАВОМЫСЛЯЩЕМУ

Вот Здравомыслящий нарисовался вдруг
и просит топора его кочан.
Ты так струишься в этом свете, друг,
присядь со мной на сумрачный топчан.

Мы будем в облаках кащеев гнать,
хрустальной плетью, каплями дождя.
А там, глядишь, увидим мы (как знать?)
души единство вечность погодя.

И ты, сплетая руки под водой,
найдешь там пару стройных рыб на ужин.
И сядем мы, довольные собой,
подобно псам востря в былое уши.

[Здравомыслящий]

Ну что поделать, полон кабачок
Идей, прелюдий, тщетных ожиданий,
Туда набилась тьма без оснований
Тут и педант, поэт, и доктор и торчок.

А слипшихся ворон кружится стая
Раскинув сети выпученных глаз,
И поэтический я выхлебав экстаз
Ушёл в оффлайн, страницу закрывая.