КАБАЧОК

[Пирожок Женя]

ВОЛШЕБНЫЙ МАГАЗИН

На именование товаров и услуг
не достает внимания и как-то недосуг.

За бегущей проседью видится ловец
престарелый джентельмен девичьих сердец.

Посреди кондитерской в торте бьет веслом
щука перед стерлядью, катаясь колесом.

А в углу нарядная баба-балерина,
двухсоткилограммовая - на баба, а картина!

Ее фарфоровый задок спешит в ладонь.
И глаз течет, и глад в мозгах, но ты не тронь!

Ее передничек так бел и чист. Ах! Чудо!
И пальчики ее - изысканное блюдо.

Она тонка - стройна и вертится так мило,
а за окном война - все тускло и уныло.

И я лежу, убитый, простреленный в грязи
и вижу, что вокруг - волшебный магазин.


ОКТЯБРЬ

Ночь. Лишь фонарь на углу
не спит. Вдалеке тихие звезды
живут своей жизнью. Сквозь мглу
кричат вороны, вьющие гнезда.

На черную нитку зашивает ночь
отражение в спящем пруду.
Кто-то упал, кто-то хочет помочь,
где-то там, вдалеке, за версту.

Стекла дворца побелели
от инея. Слой за слоем
ночь находит на мели
моря, исходящего воем

пурги, леденящей лица.
Тела утлый челнок
дает течь в центре столицы.
Сон непробудно глубок.

Ползет багряница по камням
уклада жизни былой.
Хотя мы вот прежде как гаркнем -
раздор как рукою долой.

Но ныне - не то в предмете
и это уже не игра.
Пора бы подумать о смерти
шаря жалом багра

в реке, где утопленник бледный,
предчувствиями обуян,
встал поутру словно медный
старый медвежий капкан.

Но в окнах еще не толкуют
планов и чертежей.
В улице черти тусуют
возле своих витражей.

И одиноко в ночи зев
взирает мальчик у окна.
Его отец, окаменев,
отчалил к Богу до темна.

И мать его уже не та,
не вяжет песен, не поет,
и не жива и не мертва -
мешает в теле сонный мед.

Вот грохот кубов раздался.
Строй за строем шинели в ряд.
Кумачовый жар разлился
среди обезумевших гряд.

Гремя оковами, несется пролетарий,
осуществить мечту алкает он -
чтобы земной взошел на небо бестиарий
сияньем славы свит и окружен.

Идеал формы, четкость звука.
Гремит патефон зари.
Мы, навеки восставшие друг против друга,
свергнув царство, пробились в цари!

Ударной силой молот пишет
поэму свободной войны.
А в сердце людей судорожно дышит,
просит жизни взаймы

вождь изнуренный, рассеченный на диаграммы,
лежащий беззлобно и жутко.
Делит плоды воплощенной программы
на равные промежутки.

Он воет и стонет в хрустальном гробу,
то в облако вдруг свиваясь,
летает по миру звездой в медном лбу
грозя, постепенно спиваясь.

Дальний лес. Погост.
Кудри березы сквозь кровлю.
Гидромеханик. Насос.
Рыбалка, звериная ловля.

Ценник в витрине. Куколь.
Медленно плавится полдень,
в воде растворяется соль,
в облаке - образ Господень.

И я таков как и та,
что в облаке распадаясь,
самоназвалась "верста",
ласково улыбаясь.

Видится дом на цепи.
Пруд у двери голубой
лаковой коркой скрипит
сонно водя головой.

[Пирожок Женя]

***

Лишение себя других забот,
таких как сон, еда, движенье, память,
оставив только лишь значенье нот,
всего себя им в вечности оставить.

Сложить костер из собственных костей,
чтоб озарить тугую волю звука.
Не ждать, не мыслить в жизни новостей,
забыть про все, не слышать сердца стука.


***

Струится в небеса
раскинув руки широко,
раскрыв зеленые глаза,
летит прозрачно и легко

во веки, навсегда
сквозь спящие года,
блаженный человек
не поднимая век.

[Пирожок Женя]

У(Х)ВЭЙИОО САТА

(х)Ансолайиэ, алиг Аната.
О(х)сколойиэ санэ вэо,
ланаэ вэо алиг Маагда.
Наулиэ ноэ глэо.

Длоэо Аната глэо.
Онэ(х)ийоо онлэо,
олинайи амата.
Во у(х)вэйоо сата.

[Пирожок Женя]

***

Тихий дождь, проливаясь на землю,
затопил колею и следы.
Из под кровли я вышел и внемлю
звукам этой небесной воды.

Вдалеке пролетела маршрутка
брызги облаком взбив колесом.
Тихий шепот и больше ни звука
в целом мире, охваченном сном.

Кроны сосен венчаются блеском -
это солнце сквозь тучи едва
льет лучи. И немым перелеском,
чуть шурша, задремала трава.

Я бреду муравой все кустами,
пусть одежда промокла насквозь.
Гладит руки природа листами,
мы с ней будто и не были врозь.

Тополь сыпет пуховые перья
на пылающий город-пустырь.
Средь порока, пустого неверья
здесь когда-то чернел монастырь.

В нем ушедших людей силуэты
сквозь застывшие слезы стекла
были больше людьми, чем поэты,
безголосьем отвергнув слова.

Но кругом пелена. За дождями
мне не слышен тот призрачный гул.
Я рассыплюсь на землю ручьями
принимая природы разгул.

Все темнее, все дальше, все глуше.
Лес смыкается плотной стеной.
Погружаюсь сквозь тени все глубже.
Шум дождя, треск ветвей за спиной.

Это - чаща небес. Это недра.
Это дальше и ближе души.
Только дождь, только пение ветра
в этой зыбкой, холодной глуши.

[Fobos]

Это прекрасно! Женя, вы действительно гений. Такие строчки - огромная редкость, а вы очень талантливы.

[Пирожок Женя]

РИСОВАЛЬЩИК

Язык зари расцвел в лице, пылая
угрюмым и таинственным огнем.
Я тень того, кто медленно сгорая
все менее себя находит в нем.

Струя металла обжигает кожу.
Глазам в огне становится ясней,
что в жизнь мою казалось прежде вхожим,
теперь навеки распростилось с ней.

Ломая лед нетвердыми шагами
убогий путь себе я проложу.
Истлело все, что в душу мне влагали,
тому следов я впредь не нахожу.

Вдали туман, блуждающий огнями
на гребне волн плывущих маяков.
Дни тянутся сто лет, минуты - днями
для замерших над кромкой рыбаков.

Кто носит маску - шут или философ?
В безмолвном крае предстоит узнать -
сходить с ума в обилии вопросов
иль детским сердцем правду принимать?

Под снежной пеной шпили черных башен,
бессильным жалом времени грозят.
Их вид живым казался прежде страшен,
на них теперь никто не бросит взгляд.

Над парком городским, который ветви
иссиня-черные протягивает ввысь,
слепое око солнца тихо дремлет,
лучи его во сне переплелись.

Глаза домов стекольной голограммой
перекликались в улице окрест,
посечены своей извечной драмой,
усугубленной переменой мест.

Следы колес, рубец резины, кафель,
мотив винила, вросший в потолок,
застывший запах кофе, ломких вафель,
зажат в часах меж стрелок в уголок.

Скрипит приемник, тишина в эфире.
Фарфоровая кукла на столе
живет одна в заброшенной квартире.
Слеза огня стекает по земле.

Я здесь затем, чтоб затворить все двери,
задернуть шторы на слепом окне.
Я здесь затем, чтоб грифельные звери
оставили свой след на полотне.

[bella frigida]

Прекрасные стихи. Спасибо, что делитесь такой красотой.

[Пирожок Женя]

ДАЧНИКИ

Разрыв зари в оконном жерле
пылает, пристально глядя
в мое лицо. Мне сердце сверлит
опять навеки уходя.

За лесом скрылся павший сумрак
не пережив трудов войны.
Река людей, тележек, сумок -
все в ток рассветный включены.

Зима. И хлопьями, порхая,
катится снег с замерзших крыш.
Как в сновиденьи замирая
вдруг осознать, что ты не спишь.

Под град шагов, под ругань птичью,
под сплетни телепередач,
укрывши тело под обличьем,
несутся в направленьи дач.

Они бегут по воле рока
назад, назад - на огород.
Никак про тяготы оброка
не может позабыть народ.

[Пирожок Женя]

***

Им не пристало в час досуга
смывать слезой с усталых глаз,
с опаской глядя друг на друга,
зрачка дрожащего рассказ.

Нет. Кромка век никак не скроет
в бегущем времени следы,
их полутени беспокоят
и в каплях пролитой воды.

И даже жизни на закате
они опасливо глядят,
чтоб демон в пепельном халате
на них не бросил беглый взгляд.

[Пирожок Женя]

***

Ну как дела? - Да, так же. - В смысле? - Время,
ты знаешь, как-то движется вперед,
а я никак взнуздать его и в стремя
встать не могу.... - Смотри-ка, кто идет... -

Кто там идет? - Да это... нет... а впрочем... -
Так кто идет-то? В парке никого! -
На твой вопрос отвечу многоточьем,
кого я вижу - меньше "ничего". -

Как это так? Ты видишь приведенья? -
Не приведенья... как тебе сказать?
Ну, это как бы после пробужденья
ты силуэты видишь... - Е... твою же мать! -

Чего кричишь? - Да нас...но, не видишь?! -
Где нас...но? - Да вот же - посмотри! -
Да нет же ничего... - Так ты из книжек
все умозренья черпаешь свои? -

Ну да, из них и черпаю и знаю,
что нет го...а гнусней, чем человек. -
А что ж живешь, нося такое знамя? -
Мир - это все, что сжато между век,

а что вокруг сияет мирозданье,
того мы знать не можем. - Слушай, друг,
скажу тебе - нам нужно распрощаться. -
Счастливец ты! - С чего бы это вдруг? -
За гранью век ты хочешь затеряться. -
Ну, я пойду? - Иди к вершине, друг.