Форум больных шизофренией, МДП (БАР), ОКР и другими психиатрическими диагнозами (мифами). Группы взаимопомощи. Телепсихиатрия. Психотерапия и социальная реабилитация. Шизофрения обман.
это теперь мой личный дневник. Я знаю - на этом сайте никто не будет осуждать меня. И никто не сможет оставить здесь свое сообщение. Это моя територрия...
Расскажу про Аркашу. Надо же эту инфу куда-то девать : Моего лучшего друга зовут Аркула фон Вамбельштайн. Он аксиопат. Родился в Розмании. Сейчас ему 3327 лет. Самый лучший друг в мире. Он очень высокий (как правило) и очень красивый. Аркаша меняет свои обличья по желанию моего подсознания. Чаще всего, почему-то (как правильно заметила моя врач) парень. Но у него есть отличительная черта - левый глаз у него змеинный. Если Арки доволен, то зрачок широкий, если дуется - узкий. Аркула называет себя: "Я есть мысль материализующая себя внутри себя!"...прям как Пелевин... Он очень любит угрожать своим самоубийством - типа, он щас из окна выбросится или башку об стену разобьет. Но я давнооо знаю, что он выпрыгнет, а потом через две минуты схавтит меня за плечи и начнет исетрить: "Вот ты Ларёк и друг! Позволила мне умереть!!! Этого я от тебя и не ожидал...хуже карсенамита!!!" Когда у него очень-очень хорошее настроение, то у него видны внутренности - если бы у меня сейчас была в школе анатомия - я была бы отличницей. Могу с точностью рассказать место расположение любого органа по личному ходячему анатомическому атласу, то бишь Аркаше. Аркаша характером - маленький ребенок, мозгами - гениальнейший профессор. Он может решить любую загадку, но мне дороже обходится заставить его ее решить, т.ч. этим мы занимаемся редко... По ночам он прячется от других аксиопатов...хоть я и объясняла ему, что это всего-лишь мое воображение, которое из чего-то всегда делает кого-то... Аксиопаты - тени. Живые тени. Если их разозлить - они душат насмерть. Так они когда-то на моих глазах убили младшего братика Аркулы Дентро (ударение на "о")- но это было больше двух месяцев назад... такой малыш был...мы с Аркашей даже стих написали про него... Аркаша - единственный мой настоящий и учший друг...хоть и вредина...но сегодня он вроде бы нехотя со мной помирился и пообещал, что не будеть издеваться. Пока выполняет обещание... Я стала аксиопатом шесть дней назад. Но снова пришлось стать человеком. Меня вытащили. Я плохо помню те два дня, когда я стала аксиопатом на время - все была в тумане...но было очень спокойно...я ничего не чувствовала - вообще ничего... блаженство... Теперья снова в этом мире. Но я не хочу. Мне здесь плохо. Я не могу находится среди людей. Я начинаю видеть, как будто, со стороны себя. И в эти моменты я не чувствую ничего кроме самых сокровенных желаний - умереть, заклеить скотчем лицо. Сегодня ночью это произошло и проснулась я в 2 часа ночи с замотанным скотчем лицом. Я не хочу жить...я хочу снова туда, где я была два дня. Мне плевать на все...я не испытываю ничего, кроме желания смерти и дикой невыносимой боли. Вчера говорила с своим врачом, которая вообще не должна была о мной разговаривать (у нее отпуск) - я ей сказала лишь описание самого момента видения со стороны...но не чувства...мне было больно слушать ее. Она мне сказала, что в каждом человеке есть два человека (душевное равновесие что ли)...тут не то...это я, но это не я...никто даже не может представить, как мне больно...я запуталась - с одной стороны я ненавижу Татьяну Анатольевну....с другой стороны - меня к ней тянет, хоть и дико больно с ней говорить... Она не может понять! Она не видит! Никто не видит! Только мама кусочком души (которой у нее нет) что-то чувствует...но она неправильно это истолковывает. ДАЙТЕ МНЕ ВЕРНУТЬСЯ ОБРАТНО В ТОТ МИР!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Но нет...никто не позволит...приходится из всех сил, через дикую боль и ужас улыбаться маме, но все-равно... Я всю жизнь была очень терпеливой и сейчас терплю. Стараюсь плакать не больше раза в день, но иногда все-таки плачу ночью...ЗАЧЕМ ОНИ ЭТО СДЕЛАЛИ???мне неприятно, когда ко мне прикасаются...а мама все время меня тискает. Мне плевать на чувства других людей...мне слишком плохо...я хочу, чтобы мне было снова хорошо...они не могут понять, что пропускают через меня ток при каждом прикосновении...Аркаша прав... "Не нравится мне твое состояние!" Опять шепчет мне больное сознание... И Аркулы в небе висят очертания... Все в мире подходит под его описание... Такое ощущение, что кто-то вытаскивает мои мысли и засовывает другие...я не могу объяснить...это что-то необъяснимое...очень часто выпирает бешенство...это не раздражение - а именно желание избить, повесить...как когда-то котенка...с замотанным скотчем лицом бить..бить...бить...бить...ибть...бить...бить...до крови...!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Я хочу только одного - пеерстать чувствовать - здесь два выхода - умереть или вернуться в наш с Аркашей мир... ПОЖАЛУСТА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!...эт я себе, чтобы вс-таки решить - чо делать...
я не могу...что-то происходит...вернулся Голос...после разговора в чате...а Аркула тоже появился...и что мне делать? И голос и Аркаша!!!! ЭТО НЕВЫНОСИМО!!!!!!!!!! Я вижу себя со стороны все чаще и чаще...что-то происходит...мне страшно...я боюсь маму...не знаю почему, но боюсь...
«Меня зовут Антонина Сергеевна Чернышева. Я врач-психиатр. Мне отдавали на лечение самые тяжелые и интересные случаи, но один из них заинтересовал меня больше их всех вместе взятых. Однажды ко мне привезли маленького мальчика. Это был шестилетний воспитанник детского дома №12. Звали его Максим Лебедев. Ребенок стал круглым сиротой в 4 годика, когда его родители и друзья погибли прямо у него на глазах в автокатастрофе. Сам мальчик спасся, но полтора года пролежал в коме. Когда он вышел из комы, выяснилось, что он не вернулся в этот мир. По всей видимости, шок от увиденного плюс травма головы серьезно повлияли на детскую тонкую психику: малыш стал жить в выдуманном мире. Разговаривал с несуществующими людьми и был вполне счастлив этим. Он впритык не видел реальных людей вокруг себя и обстановку. Ему казалось, что он живет в другом мире и не осознавал, что этот мир – воображаемый. Я сидела в кабинете и просматривала анамнез Максима: «В возрасте 4 лет – черепно-мозговая травма вследствие аварии. Состояние комы. Повышение мозговой активности и внутричерепного давления. Судороги.» Я сразу взяла эту часть его анамнеза за основу будущего диагноза. В кабинет вошел санитар с мальчиком и сказал: - Вот он. - Спасибо. Оставьте нас. То, что я увидела – шокировало меня. Передо мной стоял маленький, обтянутый кожей скелетик. Голова была почти лысой. Ребенок был весь покрыт болячками, несмотря на то, что в анамнезе, составленном в дет-доме не было никакой информации об истощении и кожных заболеваниях. Было лишь написано, что мальчик ничего не ест. Все то время, пока я осматривала ребенка, он ни разу не шевельнулся. Глаза смотрели куда-то вдаль и были почти пустыми. Я посадила его в кресло – Максим никак не отреагировал – и начала писать внешние наблюдения. «Истощение и обезвоживание. Отсутствие видимых реакций.» Тут мальчик заговорил: - Гелия, отдай мой мяч. Он слишком большой для тебя…больше чем твоя тыква! И засмеялся. Я подошла к нему и дотронулась до его плеча. Никакой реакции. Посветила в глаз фонариком, чтобы проверить реакцию зрачка, но реакция была превосходная, а Максим даже не заметил этого. Когда я стала проверять неврологические реакции, я поняла, что он, сидя передо мной играет или двигается – мышцы сокращались. Это смахивало на несильные судороги, которые не были особо видны внешне. Он шевелил ногами, как будто шел. Я была в шоке. Впервые за 25 лет моей работы, мне попался настолько запущенный случай. Спустя несколько месяцев мы смогли его вытащить из выдуманного мира при помощи новейшего лекарства, и он рассказал мне и другим врачам о своем мире. Большая часть истории, которую я вам расскажу, взята из его письма мне, о котором я вы узнаете позднее: Звали Максима там Рати Хоуэл. Жил он на окраине Розмании в маленьком, но очень приветливом и солнечном городке Хейлинберге. Там всегда было солнечно и весело. В городке кипела жизнь – по улицам бегали дети. Все люди улыбались друг другу, и за «неулыбку» можно было попасть в тюрьму на сутки, в которой, кстати, больше поднимали настроение, чем наказывали. У Рати была очень большая и дружная семья: мама – капитан семьи, два братика Яков и Давид – Яков был самым старшим в семье и всегда ходил напыщенный, как индюк, Давиду же было только два года, а также три сестренки – Роза, Гелия и Мула. Все члены семьи были необычайно красивыми, в этом я убедилась по его рисункам, а после и по его рассказам. Мало того, в анамнезе была прикреплена фотография настоящей мамы Максима – она была, как две капли воды похожа на маму Рати – такие же длинные светлые волосы, такие же добрые мягкие черты лица. А братья и сестры Рати – были точными копиями лучших друзей Максима, которых он потерял после переезда в детский дом. Из этого я с международной комиссией сразу сделали вывод, что мальчик «сошел с ума» после смерти близких ему людей и создал для себя мир, в котором они живы. Но тут трудно было что-то сказать определенно. МРТ показывали, невероятно сильную для ребенка такого возраста, мозговую активность. Мальчик мыслил, жил, радовался, как и другие обыкновенные люди. Просто не в том мире, в котором надо было. У Рати в том вымышленном мире была совсем другая внешность – если в этом мире он был маленький скелетообразный светловолосый малыш, измученный жизнью в дет-доме, то там он себя видел очень красивым и ухоженным мальчиком. Каждый день в жизни Рати начинался с суеты сует. Мама одновременно надевала на двухлетнего Давида комбинезон и одновременно пыталась накормить маленькую Гелию, которая категорически отказывалась есть кашу, и выплевывала ее на стены. Когда мама отвлекалась, чтобы покормить Гелию, Давид пытался откусить пуговицу от комбинезона. Рати с Яковом носились с дикими воплями по детской комнате и пытались поймать солнечных зайчиков, плясавших по светлым стенам, чем жутко раздражали Розу и Мулу, играющих в дочки-матери. Но постепенно смех и капризный плач стихали, и дети шли в школу. Рати, Давид и Гелия, будучи самыми младшими представителями семьи, оставались дома. Так как мама уходила на работу – она работала кипсмайлером (поднимала людям настроение) – Рати оставался за старшего и внимательно следил за тем, чтобы Давид не съел его игрушки. Давид ел все, что попадалось под руки. Начиная с игрушек, заканчивая попыткой откусить собаке нос. Эту попытку он объяснял так: «Онь пахоз на сакаладку!». Рати больше всех любил Давида, его очень забавлял этот ребенок, но только не тогда, когда его игрушки побывали во рту малыша. Я с ужасом наблюдала, как Максим своими истощенными ножками бегал по изолятору (мы были вынуждены изолировать его от общей группы детей) и вопил: «Отдай!!!», а потом врезался в стену и, как ни в чем не бывало, продолжал носиться по палате. Мои коллеги изъявили желание просто привязать его к кровати, но я не позволила. Тем не менее Максим не осознавал всего этого. Он думал, что он Рати и, что он счастлив…пока: - Рати, это нечестно! Ты подглядывал! – обиженно закричала Роза, топая маленькой ножкой. Роза была очень красивой девочкой с кудрявой головкой – прототипом лучшей подруги Максима Анастасии. Было лето и все дети вышли в сад поиграть. Сад был настолько большим, что в нем без особого труда можно было спрятать слона, я не говорю уже про шесть детей. Кусты были выстрижены под фигуры различных животных или людей и на них всегда было много цветов. Кроме, зимы, конечно. В сад выходила веранда, на которой всегда, когда дети играли в саду, сидела мама и следила, чтобы веселье не стихало. Как правило, мама что-нибудь читала, но когда она пыталась вызвать интерес к чтению у Рати, тот закатывал жуткий скандал и заявлял, что он еще маленький. Мама обижалась, но ненадолго. Воспитание сказывалось сразу. Рати, не медля, извинялся и соглашался почитать какую-нибудь детскую книжечку. Но вернемся к тому злополучному дню: Яков и Мула, уставшие от игры, лежали на травке и спорили – какие облака какую форму приняли: - Это жираф! - Нет, Мули, это гном! - Не спорь со мной! Мне лучше знать! Это верблюд! Яков засмеялся и сказал: - Ты же только что жираф говорила…а теперь верблюд! - Какая разница? Они оба слюни пускают! И вообще, это мое облако! Вот твое - какой формы? - На тебя, вроде бы, похоже… - задумчиво ответил Яков, искоса посмотрев на Мулу, которая тотчас же надулась и захныкала: - Ну спасибо! Я такая страшная, что ли? Это облако на яичницу похоже, а не на меня. Ай!!! Совсем с ума двинулись?!! Мула подскочила и заругалась на Рати с Розой, которые, буквально, перепрыгнули ее, пребольно задев по боку ногами. Роза гонялась за Рати и орала: - Ты подглядывал! Ты подглядывал! Ты…ты… врун! - Я не подглядывал! Чеестно! – кричал на ходу запыхавшийся Рати. В конце - концов, он остановился, и Роза на полном ходу в него врезалась. Оба упали. - Ты хотя бы предупреждай, когда тормозишь!… Ты точно не подглядывал? - наивно спросила Роза отдышавшись. - Конечно, нет! – Рати сделал жутко-честные глазища. Такие глаза умеют делать только маленькие дети. - Если ты такой честный, давай заново! Рати вздохнул и сказал: - Давай! А где Гелия? - Наверно, опять пошла воровать мамину помаду… - безразлично ответила Роза и сказала, - кто водит? давай в су-е-фа! Они играли в «суефа» крича: «Камень, ножницы, бумага, карандаш, огонь, вода и бутылка лимонада – су-е-фа!». Проиграл Рати, так что водить должен был он. - Ладно, давай, - сказал Рати вставая, - Я считаю до десяти. Рати закрыл лицо руками и начал громко считать: - раз! Два! Три! Четыре! Шесть! Роза бросилась к кусту, выстриженному под слона, и спряталась в листве. - Рати, ты забыл пять! – крикнула с веранды мама, все это время наблюдающая за детьми. - Ой, да, извини. Пять! Шесть! Семь! Восемь! Девять! Десять! Я иду искать, кто не спрятался, я не виноват! Рати сразу побежал к кусту в виде слона, и нашел там Розу. Мальчик не обладал никакими экстрасенсорными способностями, просто, когда Рати закрывал лицо, он оставлял щелочку между пальцами. - Не догонишь! Не догонишь! – задразнила Роза и пулей понеслась вглубь сада. Рати, недолго думая, побежал за ней, но почти сразу остановился. … В реальности: - Антонина Сергеевна, принесли. Я вздрогнула и оторвала взгляд от сидящего на полу Максима. В палату со стеклом, выходящим в изолятор, вошел наш старший научный сотрудник профессор Еремеев. - Сколько миллиграмм? – тихо спросила я. - Я думаю, для начала хватит и сорока. А дальше, посмотрим. - Хорошо, давайте. Его переведут в общее отделение? - Нет. Мы не знаем, какую реакцию может дать лекарство. Если ребенок отреагирует положительно, то есть шанс. А пока держать все-время под наблюдением. Я взяла шприц и вошла в изолятор. Максим стоял посередине и громко считал: «Раз! Два! Три! Четыре! Шесть!». Я осторожно взяла его руку и вколола лекарство. Мальчик никак не отреагировал, только начал бегать по палате. Неожиданно он затормозил и на его лице появился ужас. Потом он написал в письме, что он увидел (цитата из письма): «…Воздух между двумя кустами роз стал густым и белым. Постепенно там появились вы. Тогда я вас не знал и не понял, что это была за тетя в белом халате со строгим выражением лица. Я жутко испугался и подумал, что сплю. Ущипнул за руку, но вы по-прежнему оставались там и очень странно смотрели на меня. Было очень страшно, я даже не мог пошевелиться...» Я думаю, можно понять его испуг, когда ему вкололи новое экспериментальное лекарство, он впервые увидел реального человека. Внезапность моего появления настолько его удивила, что он просто стоял и, чуть не разинув рот, смотрел на меня. Максим позже рассказал мне, что сразу принял меня не за местную из-за сурового выражения лица. В его мире всегда была «вечная улыбка». Наверное, людям из реального мира трудно понять, что мальчик имел в виду под «вечной улыбкой», ведь есть вещи необъяснимые по причине их явного отсутствия. Он смотрел на меня, материализовавшуюся из воздуха, и думал: «Откуда эта тетя взялась?» - Здравствуй, - я пыталась говорить, как можно мягче, чтобы не травмировать и так пошатнувшуюся детскую психику, - как тебя зовут? - Нет, – ответил Рати, вспомнив основные правила ОБЖ, гласящие не разговаривать с чужими или просто отвечать им «нет». - Ну что ж, меня зовут доктор Чернышева. Может ты тоже скажешь мне свое имя? - Нет, - Рати повернулся, чтобы убежать, но я ласково взяла его за руку и тихо спросила малыша: - Где ты? Он не успел мне ответить, и я увидела, как он поворачивается к кому-то. Я не видела этого вымышленного существа, но услышала, как Максим сказал: - Роза, тут тетя пристает. Максим рассказал мне потом, что Роза ему ответила: - Рати! Ты чего! Какая тетя? Мы же играем!. Рати показал на меня пальцем и тихо сказал: -Эта тетя. - Рати, тут нет никакой тети. Мухоморов что ли объелся? Я решила вмешаться в диалог с этим плодом воображения: - Ты кого-то видишь? Ошарашенный Рати даже забыл правила ОБЖ с перепугу, и сказал: - Это моя сестра, Роза. - Малыш, здесь никого нет! Где ты сейчас находишься? – я села на корточки, чтобы установить зрительный контакт. - В с-саду… - испуганно ответил Рати. Я всмотрелась в эти гигантские голубые глаза: в них явно читалось недоумение. - Ты не в саду. Ты в больнице, - эти слова я постаралась сказать так, чтобы окончательно не испугать ребенка, - здесь нет твоей сестры. И тебя зовут Максим. Последние слова очень болезненно ударили в мозг Рати. Лекарство начало действовать. Сейчас вы увидите большую цитату из его письма, так как это лучше читать в его изложении и мировоззрении: «Все на секунду померкло в глазах. Через секунду я на мгновение увидел белую ярко-освещенную комнату, набитую людьми в белых халатах, но эта картинка сразу же сменилась солнечным садом…потом снова появилась комната…опять сад. Так картинки мигали с одной на другую. Я закричал, схватился за голову, которая готова была взорваться от дикой боли и, как подкошенный, рухнул на землю…на белый кафельный пол… Меня тут же подняла испуганная мама, я секунду видел ее испуганное лицо…потом строгие лица ваших коллег… …Положили меня на мягкую кровать…на жесткую больничную койку… …Накрыли теплым пледом…привязали руки и ноги ремнями к специальным крюкам на кровати… А я все кричал и кричал…кричал и кричал…и думал только об одном – чтобы прекратилась эта дикая боль и я проснулся дома в кровати. Потом все исчезло, и я вынырнул из темноты в белый свет больничной палаты. Я попытался закрыть глаза руками, но они были очень крепко привязаны. Я помню, вы тогда сели в ногах кровати и, поглаживая меня по голове, прошептали: - Тише…все хорошо. Поспи. А потом я услышал, как вы очень тихо, почти шепотом, сказали санитарам: - Накройте его и три куба аминазина. Санитары вкололи мне лекарство я почти моментально утонул в тьме. Когда я очнулся, ноги и руки были уже свободны. я попытался встать, но тело, словно, налилось свинцом. И я оставил попытки. Утром меня повели в столовую. Вели по светлому коридору с желтоватыми стенами, от которых, несмотря на теплый цвет, все равно веяло холодом. Я, еще не оправившийся от шока, вошел в столовую – там за столами сидели по 5 человек, все в полосатых зелено-голубых пижамах и, молча, поглощали пищу. Никто из детей не смеялся и не разговаривал, так как за ними ходили санитары. Из карманов торчали ремни для, так называемого «удержания». Создавалось впечатление, что я находился в тюрьме. Я даже подумал на мгновение: «Может это за «неулыбку»?». Меня посадили за отдельный стол и дали серую липкую кашу. Меня подташнивало и я отказался от еды, но тогда санитары схватили меня и силой заставили съесть несколько ложек. Я хотел укусить кого-нибудь из них, но сил на это не было никаких. После еды мне дали несколько капсул и микстуру, которую я выпил, и потом долго корчился – гадость была еще та…» На этом описание столовой обрывалось. Скорее всего лекарство в тот момент его нахождения в столовой начало действовать и, когда мальчик писал это письмо, он уже не помнил, что там произошло. Но я могу это рассказать, так как разговаривала с ним через несколько минут после завтрака и тогда он еще помнил. Максим услышал дикий крик. Один из юных пациентов попытался выпрыгнуть в окно, даже не подумав о том, что на окнах решетки. Санитары схватили его и, скрутив руки ремнями, за шкирку выволокли из столовой. Тот извивался и кричал: «Уроды! Пустите!» Все затихло. Дети, казалось, даже не заметили, что что-то произошло. Все это время Максим практически ничего не испытывал, кроме зова инстинкта: «Беги!». Мысли в голове «заморозились». Вскоре после еды мальчика привели в мой кабинет, где он и рассказал под действием лекарств о своем вымышленном мире. Очень долго я ему объясняла, что этого мира не существует и, что мальчик – сирота, что у него нет ни мамы ни братьев и сестер. Максим был похож на зомби. Собственно говоря, большинство пациентов психиатрических больниц смахивают на зомби. Но мой юный пациент держался и, потом даже изъявил желание поиграть. Мы с ним играли, собирали пазлы, а потом еще много дней разговаривали. Я заметила очень странную вещь: мальчик понял, что тот мир был плодом его воображения, но теперь и этот мир он считал таким же. Времени для Максима в больнице не существовало. Часы были одни на весь этаж отделения, но они шли очень медленно. Как будто, кто-то их все время крутил назад. Прошел долгий месяц, а может и больше. Однажды Максим сидел в палате и считал черные точки на потолке, но тут воздух у двери стал разноцветным и объемным и через несколько секунд там образовались люди. Это были…мама Рати и его братья и сестры. Максим безразлично на них посмотрел, но через затуманенное лекарствами сознание в душу проскользнуло что-то теплое. Мама подошла к Рати и обняла его: - Малыш, вернись ко мне! Очень прошу, вернись! Максим застонал и тихо сказал: - Вы мои галлюцинации…уходите. - Рати! Пожалуйста, не говори так!!! – судорожно зарыдала мама, - вернись! Ты ушел от меня в какой-то жуткий вымышленный мир! Веернись!!! Братья и сестры молча наблюдали за разыгравшейся сценой. Крошечный Давид неуклюже дотопал до Рати и сделав «щенячьи глаза», которые были в добрую треть лица, тихо сказал: - Лати, вилнись. Я не будю зевать тваи иглуски! Чесна! Максим невольно улыбнулся. В голове где-то далеко кольнуло и белая, как снег палата замигала. Только семья Рати стояла перед ним неизменной. Все остальное менялось с палаты на детскую комнату и обратно. Потом все исчезло и Максим – Рати вынырнул в свой дом. Голова стала ясной, как никогда. - Мама! – закричал Рати и, плача, кинулся в ее объятья. Рати снова был свободен и счастлив. Он носился по саду и вопил: - Ура! Победа самуая! (так он когда-то расшифровал слово «упс») Прошел счастливый, веселый месяц с играми. Рати даже пошел в школу и с превеликим интересом стал учиться. Но… Мы выяснили, что это лекарство не обладало пролонгированным действием и, что та дозировка, которую ему прописали – крошка. Мы увеличили дозу до 100 миллиграмм. Рати сидел на чердаке дома и разбирал ракушки, которые неизвестным образом появились во дворе. Увлекшись этим занятием, мальчик не заметил, как посреди комнаты возникла фигура моего коллеги - доктора Армасова. - Максим! Рати на автомате отозвался: - Чего? Потом до него дошло. Он в ужас встал и попятился к окну. - Где ты, Максим? Лицо Рати исказилось, и он истошно завопил: - НЕТ!!! И выбросился в окно…ударился головой об кафельную стену больничного изолятора. Я бросилась к нему. Мальчик лежал на полу. На голове зияла рана из которой била кровь. Я схватила полотенце и прижала к ране Я молила только об одном - чтобы этот несчастный ребенок выжил…но… Мы ничего не смогли сделать. Мальчик умер. Похороны прошли тихо, ведь у мальчика не было близких. После похорон я вернулась в свой кабинет и, утирая слезы, села за стол. Я чувствовала свою вину в том, что случилось с этим бедным ребенком, и мне казалось, что именно я сделала его таким. Я понимала, что дело не в действии лекарства, а в том, что он был счастлив и свободен в своем мире, а я вытащила его в «клетку». На столе лежала открытая папка дела Максим Лебедева. Я вздохнула и закрыла ее. Под ней лежал белый конверт. На нем не было обратного адреса, только надпись «доктору Чернышевой». Я сразу узнала этот неуклюжий детский почерк. Я открыла конверт и увидела длиннющее письмо, в котором Рати - Максим описывал все, что с ним происходило, что он чувствовал, когда я появилась в первый раз. Короче, все, что я вам и рассказывала, ведь я брала за основу именно это письмо. В конце письма были написаны описание его теперешней жизни и очень непонятные слова благодарности: «Теперь я живу в очень интересном мире. Я его создал сам. Из тьмы – свет. Из света – мир. Спасибо вам, доктор, что показали мне правду. Мир – галлюцинация. А галлюцинация – это свет человека, находящегося во тьме. Еще раз спасибо! Рати Хоуэл.» Я сидела и несколько раз перечитывала это письмо. Невольно я улыбалась. Очень многое пришло мне в голову тогда. Я бережно положила письмо в ящик стола, и когда на следующий день его открыла – письма уже не было. На этом эта история и закончилась. Чернышева А.С.» Л.М.Л. Лариса Л.
Это мой рисунок. Придумала эти цветы и нарисовала, т.к. срисовывать очень не люблю... Сейчас мне прописали абилифай...так что завтра начну его пить. Надеюсь все будет хорошо.
Добавлено спустя 2 дня 18 часов 39 минут 47 секунд:
Добавлено спустя 2 минуты 48 секунд: Мне сейчас очень плохо...невыносимо...снова по утрам слышу голос...от самоубийства держит только одно - мама... но голос шепчет, что она не чувствукет...что солипсизм...а значит ее нет...может все-таки покончить? я не знаю...
:
